На свой манер

...Как в реальности выглядит кубовая набойка, я увидела этим летом. По случаю Фестиваля традиционных знаний Кенозерский национальный парк устроил для гостей концерт. На поляне стояла высокая сцена. Стройные девушки в нарядах, где в тканях читались реплики традиционного северорусского костюма, а в крое — современная чистота линий, шагали перед сидящими под открытым небом зрителями. Жакеты цвета припыленного абрикоса были скроены из льняного полотна, грубого и фактурного. А тонким ситцевым юбкам, рубахам, сарафанам досталась синева. По васильковому и чернильному полю кубовых набивных тканей вилась то ли белая изморозь, то ли созвездия, цвели мелкие ромашки и крупные розаны, колыхались стебли растений, плыли рыбы, летели голуби.

Идеи для своих коллекций архангелогородский модельер Николай Терюхин находит в старинных сундуках. Уроженец Пинежья, Николай много ездит по области, изучает у старожилов доставшиеся им в наследство сарафаны, разглядывает цвета и узоры. А потом на свет появляются коллекции — такие, как «Синие ночи Кенозерья», которые не могли бы состояться без возрожденного искусства кубовой набойки.

Набойкой называют рисунок по ткани, повторяемый с помощью специальной доски с узором — манеры. В отличие от кропотливой и всегда неповторимой вышивки манера позволяла быстро наносить узор на отрезы материи. За эту простоту и красочность набивные ткани в крестьянской среде любили и ценили. Мастера, придумывавшие узоры, создавали порой настоящие произведения декоративно-прикладного искусства.

Набойка могла быть многоцветной — число цветов красок соответствовало количеству досок, которые одну за другой накладывали на ткань. Фон мог остаться незакрашенным, тогда набойку называли «белоземельной». Если же на манеру наносили специальный состав - «резерв», или вапу, а потом красили всю ткань, получалась "кубовая" набойка. Состав вапы таил свои секреты. В нее входили известь, вишневый гуммиарабик, соли меди, глины — всего семь ингредиентов. Сначала на холсте отпечатывали манерой с вапой узор, а затем опускали холст в «куб» — раствор индиго — и тщательно перемешивали длинным шестом. После этого вапу, сохраняющую естественный цвет полотна, с узора удаляли. Не защищенная «резервом» ткань окрашивалась в синий цвет, поэтому называлась «синюхой», а узор под вапой оставался белым.

В старину преобладающим цветом в одежде восточных славян был близкий к белому натуральный цвет конопляной или льняной пряжи и овечьей шерсти. Однако такая одежда быстро пачкалась, поэтому белые ткани, как только их научились красить, стали менять на цветные. Сначала домотканые холсты красили только с помощью местных растений. Черный цвет получали с помощью сажи древесины хвойных пород. Красный цвет давал порошок из сушеного корня матуры — подмаренника северного (Galium bоrеаlе). Синий и зеленый цвета давал отвар листьев дальней родственницы капусты — красильной вайды (Isatis tinctoria). Растения сушили, затем кипятили, в полученный отвар клали пряжу, полотно, сукно и снова кипятили, оставляя на ночь в горячей печи.

А краску индиго, которую везли в Россию из-за рубежа, делали из листьев индийского кустарника — индигоферы красильной. Листья индигоферы собирали, складывали в чан, варили, затем сушили на солнце и перетирали в порошок.

При создании кубовой набойки использовали индиго, изредка — вайду, поэтому ткань всегда получалась только синего цвета. Опытные синильщики могли добиться почти любого его оттенка.

Свои тонкости были и у использования манеры. На доски налипала краска, их приходилось часто мыть, поэтому резали манеры из твердых пород дерева: клена, ореха, груши, на Севере — из березы. Чтобы доска не рассыхалась, дерево скрепляли слоями, вдоль и поперек, и она становилась похожа на многослойный пирог.

Резчиками досок для набоек на Севере нередко были мастера, украшавшие резьбой поморские шхуны и корабли. Технологии резьбы манер развивались, рисунок набойки становился сложнее. В XVIII веке резные доски стали дополнять вставками из скоб, изогнутых медных полос и гвоздиков со шляпками и без них. Доски, где узор набирался из медных пластин, проволоки, гвоздей, называли "наборными".

Для удобства размеры набивных досок соотносились с шириной домотканого холста. Перед резчиками и наборщиками стояла задача передать узор так, чтобы он красиво лежал на ткани. В мелких геометрических узорах по ткани шли горошины, круги, косые сетки с цветками, полоски, черточки. В крупных узорах ветвились и переплетались стебли с плодами, цветами и листьями. Резьба крестьянских изб, вышивка, печные изразцы, природа подсказывали резчикам новые образы для манер.

Как же делали кубовую набойку? Хотя мастера хранили в тайне свои рецепты, в целом состав компонентов красителей, закрепителей и подготовительных растворов был примерно одинаков. Большое значение имели пропорции, время выдержки, способы приготовления.

Очень популярен был так называемый "содовый куб", когда пшеничные отруби нагревали в течение часа, затем охлаждали и добавляли хорошо смешанные индиго, соду и гашеную известь. Емкость прикрывали и оставляли на два-три дня: после брожения смесь превращалась в янтарно-желтый куб с синевато-красной пленкой. Чтобы брожение шло правильно, нужно было все время поддерживать раствор теплым. Для окраски брали сначала только половину полученного куба, так называемую "матку", и смешивали с водой, в которой была растворена сода. Тонкости крашения в горячем кубе сегодня, увы, утеряны.

Холодный способ крашения давал более стойкую окраску. При нем холст с нанесенной вапой узором вешали слоями на "баран" — закрепленный на блоке деревянный обруч с железными крюками или гвоздями с внешней стороны — так, чтобы слои ткани не соприкасались. Под "бараном" ставили бочку с раствором индиго и погружали холст в темно-синий, почти черный, раствор кубовой краски. Это был первый прокрас, который занимал десять минут. После него "баран" с тканью поднимали на пять минут. На воздухе начиналась реакция окисления: материал обретал сначала желтый цвет, потом быстро зеленел, а под конец синел. Ткань снова опускали в раствор и вынимали, повторяя процедуру минимум три раза. Раз за разом ткань синела все больше, пока не обретала темно-синий, почти черный, цвет. Никаких орнаментов на ткани еще не было видно. Ее полоскали в проточной воде, которая смывала вапу, и ткань "открывала глазки", начинала "смотреть" на мир красивыми белыми узорами. В конце процесса ткани давали полежать пять-пятнадцать минут в слабом растворе соляной кислоты, чтобы краситель закрепился. Завершался процесс новым полосканием.

Помимо белого можно было получить узор желтого, оранжевого и зеленого цветов. Для этого вапу дополняли свинцовыми солями. После "открытия глазок" ткань выдерживали в теплом растворе "хромпика" — калиевой соли дихромовой кислоты — и получали желтый орнамент по синему полю. Если такую ткань затем обрабатывали едкой известью, то орнамент становился оранжевым, получалась так называемая "ранжа".

Набойка была сезонной работой. Набивали ткани обычно зимой в мастерских, красили весной и летом. Тогда же вымывали ткани от вапы и краски. Хотя полотна можно было полоскать в длинных корытах, их предпочитали выстирывать в проточной воде. Поэтому красильни, как и мельницы, ставили у рек. Так было и в Каргополье, пронизанном притоками Онеги.

Были и красильщики, что ходили по деревням. Крестьянки отдавали им натканные за зиму холсты, причем могли попросить мастера сделать определенный рисунок, который можно было выбрать из коллекции набоек. Эти полотнища с образцами узоров называли "выставками", "узорниками" или "манерниками". В манернике могло быть до 60 пронумерованных рисунков. Красильщик договаривался с хозяйками, записывая номера выбранных узоров, и возвращался в деревню с уже набитыми холстами.

В одиночку заниматься набойкой мастеру было не под силу, поэтому они стремились нанять рабочих или объединиться в артели. В деревне под красильню выбирали просторную избу, светлую горницу или сарай, разделенные, как правило, на две половины. Оборудование в мастерской было достаточно простое. Печь, длинный стол, на котором раскладывали подготовленное к набивке полотно, рядом на небольшом столе лежали рисунком вверх резные доски. К стене прикрепляли жерди, чтобы сушить холсты. В распоряжении набойщика обязательно были деревянный молоток-киянка и ящик с вапой (толстый кусок войлока в металлическом ящике пропитывали вапой). Мастер-набойщик прижимал резную сторону манеры к вапе, накладывал на размеченное полотно и "пристукивал" кулаком или деревянной колотушкой — киянкой-чекмарем.

В другой половине помещения растирали и смешивали краски, стояли чаны для их заваривания. Там красили ткани.

Рисунок набойки в разные периоды менялся, поэтому по узорам специалисты достаточно точно могут определить время ее изготовления. Например, к концу XVII века узор разделился на геометрический и крупный цветочный, который в XVIII веке стал более сдержанным, сложился устойчивый набор орнаментов: "лапки", "елочки", "горох", "цветы", "рубчики", "глаза".

По узорам на набойке можно было определить и географию вещи. На Каргополье местные красильщики привыкли заказывать доски-манеры у приезжих тверских мастеров. Тверь славилась искусными резчиками, которые любили дополнять доски латунными и медными гвоздиками, чтобы получить точечный узор-"пику". Они умели согнуть металл так, чтобы получился красивый орнамент. Когда же доски для набоек делали уроженцы Пинежья и Мезени, у них получалась не такая изящная линия, как у тверских. Однако были у разных северных регионов в набойке и свои особенности. Например, на Каргополье набойка была "веселой" — здесь мастера подделывали узоры под ситец.

"В Каргополе набойку использовали в повседневной одежде, более будничной, домашней, — рассказывает Елена Дикова. — И больше женской, нежели девичьей. Кокошник и набойка в Каргополе не могли сочетаться. Здесь кокошник предполагал шелковый сарафан из привозной ткани или однотонный красный сарафан". Ситцевая рубаха с красными рукавами, сарафан с набойкой и скромный пояс — так выглядел каргопольский костюм.

Зато в соседнем Сольвычегодском уезде Архангельской губернии набивные ткани считались дорогими. Невесту отправляли под венец в сарафане с верховой набойкой горошками, вышитыми рукавами и жемчужным венцом.

История Каргополья хранит обрывочные сведения о трех династиях местных набойщиков. В крупном кенозерском кусте деревень Вершинино и деревне Роймово держал свои красильни каргопольский купец Мальков. История не сохранила подробностей его жизни, зато известно, что, когда в 1927 году красильня Малькова закрылась, все его резные набивные доски переехали в Вологодский музей, где их теперь безошибочно опознает глаз профессионала.

Еще одной известной личностью среди красильщиков Каргополья был купец Дмитрий Блохин. Уроженец города Кириллова Новгородской губернии, Блохин имел там свое красильное дело. В Каргополе он основал беличью мастерскую и красильню. Рядом поставил для семьи каменный дом, через дорогу поселились его сыновья, которым Блохин передал семейное дело. Мастерская процветала до 1910 года. После революции из красильни Блохина в Русский этнографический музей Санкт-Петербурга было передано около 120 манер.

Если Мальков и Блохин набойку били, то их земляк Капитон Григорьевич Колпаков ее собирал. Призванный в рекруты Капитон Григорьевич служил в Петербурге в Семеновском Александровском военном госпитале лейб-гвардии Семеновского полка. В столице Колпаков увлекся северной "стариной". Колпаков был известен богатой коллекцией предметов народного творчества. Столичные музеи не раз заказывали Капитону Григорьевичу как знатоку северной старины предметы местного быта. Только этнографический отдел Русского музея в 1903–1914 годах приобрел у Колпакова 376 предметов для 11 коллекций. При этом лучшие вещи он "из интереса" оставлял у себя. Со временем Колпакова настолько увлекла идея создания собственного музея, что он посвятил все свое время поиску и коллекционированию предметов старины. В 1918 году его коллекции насчитывали почти 600 предметов — сарафанов, рубах, кокошников, жемчужных серег, вышитых оплечий, фарфора, лубка, сундуков, оружия. В 1919 году Капитон Григорьевич передал свое собрание городу. 15 марта, в день рождения Колпакова, был подписан договор между коллекционером и отделом народного образования, а 27 марта 1919 года документ был зарегистрирован. Последняя дата и считается днем основания Каргопольского музея. В благодарность каргопольский отдел образования назначил Капитона Григорьевича смотрителем музея, где он и работал до своей смерти в 1922 году.

В 1920–1930-е годы красильни закрылись по всей стране. В советское время промысел был отменен как частный и кустарный, но это было уже завершением его заката: к началу ХХ века красильные мастерские были обречены — дешевые фабричные ситцы вытеснили промысел.

Почти сто лет о мастерстве кубовой набойки в России никто не вспоминал. Ее образцы изучали искусствоведы и музейные работники, но она перестала быть живым ремеслом. Мастера умерли, секреты составов куба и вапы были утеряны. И так продолжалось до тех пор, пока однажды в Каргопольский музей не приехала со своей выставкой исследователь русской набойки из Владимира Галина Александровна Федорова. В начале 2000-х Галина Александровна на президентский грант съездила в Венгрию, где традиция красильного мастерства сохранилась. Изучив, как делают вапу восточноевропейские мастера, Галина Александровна, химик по первому образованию, сумела опытным путем восстановить состав русской вапы.

Эту возрожденную технологию кубовой набойки Галина Александровна привезла в Каргополь. Тут на мастер-классе в ноябре 2004 года ее и увидела выпускница Кировского художественного училища и сотрудница Каргопольского музея Елена Дикова. "В набойке меня зацепило волшебство превращения. Набойка позволяет быстро превратить пустое полотно в оживленное красками пространство. Это не ткачество, где надо сидеть и считать ниточки, здесь есть простор", — говорит Елена.

Сегодня у Елены своя красильня для кубовой набойки и большая коллекция костюмов, объехавшая десятки выставок. Она реконструировала "сарафан с вазами" из колпаковской коллекции, ставший неофициальным талисманом возрожденной северной набойки, и еще 20 старинных костюмов.

"Надо уметь читать набойку, тогда она расскажет историю места — как там пекут хлеб, по каким правилам живут в семье. Набойка — письмо из прошлого", — убеждена Елена. Она рассказывает о человеческих историях, которые открывают ей письмена набоек. Однажды она обнаружила, что на одном из сарафанов мастер использовал две доски с одинаковым орнаментом, но направленным в разные стороны. Не заметил он этого по рассеянности или решил подшутить над заказчиком? Этот сбой в ручной работе, который на фабричной ткани выглядел бы браком, здесь оказался особенно дорогим. "Каждый раз, когда крашу набойку, представляю себя этим далеким мастером, как и я сегодня, стоящим перед неизвестным, — говорит Елена. —Сколько бы раз мне в своей жизни ни приходилось опускать ткань с вапой в куб, все равно испытываю дрожь: как прокрасится материал, какие неожиданные переходы даст краска, какой на этот раз получится синь?"

Источник: https://rusmir.media/2022/12/05/naboikasevera